тителей и бесдовал с ними. всех он всегда встречал с истинно-христианскою любовию и чисто-русским радушием, называя при этом: „батюшка мой", „матушка моя", „радость моя". Никого не поражал он жестокими укоризнами или строгими выговорами, ни на кого не на-лагал тяжкаго бремени. Высказывал он нердко и обличения, но кротко, растворяя слово свое смирением и любовию. У носщавших его не было такого страдания, такой скорби, которых бы он не раздлил, не принял в свою душу и для врачевания которых не нашел бы цлебоносных средств. Духовная радость проникала св. старца настолько, что его никогда не видали печальным или унывающим, и это радостное настроение духа он старался передавать и другим. Владя знанием человческаго сердца до самых сокровенных его изгибов и «даром пророчества украшенный», он мог проникать в тайники души ближняго, раскрывая его помыслы и желания, равно видть прошедшее и будущее, ирозрвая в судьбы отдльных лиц, и даже цлаго народа; знал нужды ищущих его помощи прежде, чм они успвали высказать их, исиовдывал нкеторых, из ложнаго стыда боявшихся его обличе-ний, сам сказывая их грехи, как будто они были совершены при нем; мог давать отвты на письма, не распечатывая их и заране зная их содержание. Рчь св. старца всегда соотвтствовала потребностям его слушателей, имла ближайшее отношение к их жизни, их частным ну-ждам и случаям. Свое слово он, как и всю свою жизнь и вс свои действия, всегда основывал на Свящ. Иисании, святоотеческих творениях, поучи-тельных примрах из жизни святых, особенно тх, которые были наиболе доблестными ревнителями и поборниками Православной вры. Его рчи, иоражавшия своей дивной простотою,согрвали даже черствыя и холодныя сердца, озаряли души духовным разумнием, растворяли их к слезному и сокрушенному покаянию, возбуждали отрадную надежду на возможность исправления и сласения даже в закоренлых и отчаявшихся гршниках, наполняя их душу благодатным миром. Вот почему богатые и бдные, знатные и простые, юные и старые ежедневно (до тысячи человк, а иногда до двух и боле) стекались к его келлии и, падая ниц пред согбенным старцм, открывали тайны своей совсти, повряли свои скорби и нужды и принимали с искреннею любовию и благодарностию каждое его слово. всех он благосло-влял, поучал, назидал, многих исповдывал, больных исцлял, многим давал лобызать висвшее у него на груди мдное распятие— его материнское благословение (с которым он никогда не раздавался при жизни и с которым лег и в могилу), или св. икону, стоявшую у него на стол, иным давал на благословение антидору или св. воды, или сухариков, другим начертывал на чел знамени креста елеем из лампады, некоторых обнимал и лобызал с привт-ствием: «Христос воскресе». Никто не уходил от него без облег-чения и душевнаго умиротворения, без действительнаго нацтавления и благодатнаго утшения, никому не было отказа в помощи, и он «благодатно Пресвятаго Духа озаряемь», с великою любовию и духовной радостию до конца своей жизни нес свое великое служение старца-наставника, считая это служение длом своей совсти, обязательством своей жизни, в котором Господь потребует от него отчета на Страшном суд. Сияя «в пустыни Саровстй, яко солнце», пр. Серафим имл великое значение и для развития мстнаго женскаго иночества. С истинно-отеческою любовию и иопечительностию он заботился о Ди-вевской, а также Зеленогорской и Покровской общинах (см. Нижег. еп.). Отношения его к Дивевской обители были особенно трогательны, и ея вншнее и внутреннее благосостояние было для св. старца предметом постоянных забот, начиная с того времени, когда он еще был иеродиаконом. Совершив свое земное поприще, предузнав о своей 12 ЯНВАРЬ. 2.