Когда папа Александр III был изгнан из Рима Фридрихом Барбароссой и антипапой
Виктором , то он прибыл во Францию и созвал большой собор в Type. Собрание
было огромное; в нем участвовало семнадцать кардиналов, сто двадцать четыре
епископа (в том числе Фома Бекет) и сотни аббатов, не считая множества
других духовных лиц и мирян. Собор прежде всего, как следует, предал анафеме
антипапу, а затем обратил свое внимание на ересь, которая, зародившись
в Тулузе, распространилась, подобно заразной болезни, по всей Гаскони,
всюду поражая своим ядом верных чад церкви. Епископам этих стран было
приказано предавать анафеме всех, кто дозволит еретикам селиться на своих
землях или будет что-либо продавать им или сам покупать у них; исключенные
таким образом из общения с людьми, они были бы вынуждены отказаться от
своих заблуждений; князьям предписывалось заточать еретиков в тюрьмы,
а имущество их конфисковать. Но состоявшийся через два года съезд в Ломбере
(близ Альби) показал, как заблуждался папа, думая, что можно запереть
еретиков в карантин. На этом съезде состоялся публичный диспут между представителями
католической церкви и Bonshommes; на диспуте присутствовали Понс, архиепископ
нарбоннский, несколько епископов и более сильных сеньоров, между прочим
Констанция, сестра короля Людовика VII и супруга Раймунда Тулузского,
Тренкавель из Безье, Сикар из Лотрека и много других. Почти все население
Ломбера и Альби отозвалось на приглашение, и, несомненно, съезду этому
придавали значение крупного государственного дела. Обе стороны избрали
третейских судей. Ход диспута известен нам из многих католических источников;
но для нас этот инцидент интересен потому только, что из него мы видим,
что ересь уже ускользнула из власти местных церквей, что разум восторжествовал
над насилием, что еретики нисколько не скрывали своих убеждений и что
католические богословы были вынуждены уступить своим противникам и согласиться
делать ссылки только на Новый Завет. Бессилие церкви обнаружилось еще
в том, что съезд, разбив все положения еретиков, должен был ограничиться
лишь запрещением дворянам Ломбера оказывать покровительство катарам. На
следующий год на соборе в Кабестене Понс, архиепископ нарбоннский, доставил
себе платоническое удовольствие, подтвердив заключения Ломберского съезда.
Деморализация достигла таких размеров, что Понс не мог наказать нескольких
монахов цистерцианского ордена за то, что они самовольно покинули монастырь
и открыто стали жить с любовницами; архиепископ, видя свое бессилие, обратился,
по-видимому безрезультатно, к Александру III.
Церковь была явно беспомощна; тот факт, что она, осуждая учение еретиков,
не могла коснуться их самих, ясно свидетельствует, что у нее не было средств
вести борьбу со столь сильным врагом. И дворяне, и простой народ не хотели
быть ее орудием, а без их помощи все церковные проклятия были, конечно,
пустыми словами. Катары поняли это, и через два года после съезда в Ломбере
они, в 1167 году, созвали свой собор в С.-Феликсе-де-Караман, близ Тулузы.
Председательствовать на соборе прибыл из Константинополя епископ Никита,
их высшее духовное лицо; прибыли также делегаты и из Ломбардии. На этом
соборе был осужден видоизмененный дуализм конкоррецианов и были избраны
епископы на вакантные кафедры Тулузы, Валь-д'Арана, Каркассона, Альби
и территории Франции к северу от Луары; на последнюю кафедру был избран
Роберт Сперонский, позднее укрывшийся в Ломбардию, где он дал свое имя
секте сперонистов. Кроме того, на этом соборе были избраны комиссары для
разграничения Тулузской и Каркассонской епархий. Одним словом, все дело
велось так, как будто это был собор независимой и признанной церкви, предназначенной
заменить собой старую римскую церковь. И действительно, катарская церковь,
опиравшаяся на любовь и уважение народа, чем не пользовалась церковь римская,
могла тогда надеяться на возможность своего главенства.
Успех ее в последующее десятилетие был так велик, что действительно мог
породить в ней самые широкие иллюзии. Раймунд Тулузский, вполне пользовавшийся
властью независимого государя, заключил союз с Фридрихом Барбароссой,
признал антипапу Виктора и его преемников и не обращал никакого внимания
на папу Александра III, которого вся остальная Франция признавала законным
папой. Ослабленная расколом церковь не могла энергично бороться с ересью.
Но в 1177 году сила перешла на сторону папы, и Фридрих изъявил ему покорность.
Раймунд по необходимости последовал за своим сюзереном (значительная часть
его владений зависела от империи) и неожиданно для себя увидел, что он
должен остановить распространение ереси; но, несмотря на его могущество,
задача оказалась выше его сил. Большинство жителей его городов, независимых
и привыкших к самовластию, были катары; многие из его рыцарей и сеньоров
тайно или явно покровительствовали ереси; простой же народ презирал духовенство
и уважал еретиков. Когда говорил проповедь еретик, то народ стекался толпами
слушать его; если же на кафедру всходил католик, что бывало в то время
довольно редко, то его с ядовитой улыбкой спрашивали, по какому праву
учит он слову Божию?
Раймунд, ведший постоянные войны со своими могущественными вассалами и
с такими сильными соседями, как короли Арагонии и Англии, не мог, конечно,
согласиться на то, чтобы уничтожить добрую половину своих подданных; можно
поэтому сомневаться в искренности его желания искоренить ересь; но что
бы там ни было, а положение, в котором он очутился, весьма интересно,
потому что в нем лежал зародыш тех неприятностей, которые выпали на долю
его сына и внука и повлекли в конце концов падение его дома.
Решившись сохранить, по крайней мере, внешние приличия, Раймунд обратился
за помощью к Людовику VII и, вспомнив о том, как мощно Бернар подавил
ересь генрихиан, обратился к его преемнику, Генриху Клервосскому, настоятелю
ордена цистерцианцев. В своем обращении он в самых мрачных красках описал
положение вещей в своих владениях: духовенство развращено; церкви пусты
и в развалинах; таинства в презрении; дуализм торжествует над тринитаризмом.
Как ни горячо было его желание стать орудием Божьего мщения, он чувствовал
себя бессильным, так как все наиболее видные из его подданных перешли
в ересь, то же сделала и вся лучшая часть простого народа. Духовных наказаний
более не боялись; можно было добиться чего-нибудь положительного только
силой. Если бы король согласился прибыть, то Раймунд провел бы его сам
лично через всю страну и сам бы указал ему еретиков, заслуживающих наказания.
Английский король Генрих II, который, в своем положении герцога Аквитанского,
был очень заинтересован в этом деле, только что заключил мир с королем
Франции, и оба монарха постарались соединить свои силы и вместе пойти
на помощь Раймунду. Со своей стороны, клервосский аббат написал Алек-сандру
III, призывая его выполнить свою обязанность и подавить ересь, подобно
тому как подавил он схизму. Самое меньшее, что мог, по его словам, сделать
папа, это приказать своему легату, кардиналу Петру С.-Хризогонскому, остаться
во Франции и вступить в борьбу с еретиками. Скоро, однако, рвение королей
остыло, и вместо того, чтобы выступить со своими армиями, они ограничились
тем, что послали посольство, в состав которого вошли кардинал-легат, архиепископы
Нарбонны и Буржа, Генрих Клервосский и другие прелаты; в то же время они
обратились с просьбой к графу Тулузскому, виконту Туреньскому и к дворянам
оказать помощь посланным. Если бы Раймунд был искренен, то он заслуживал
бы не такой помощи. Короли решили предоставить свободу действия духовенству,
и Раймунд был настолько благоразумен, что не пожелал истощать своих сил
в борьбе со своими же подданными, тем более что в это время против него
составлялся по наущению Альфонса II Арагонского заговор между дворянами
Нарбонны, Нима, Монпелье и Каркассона. Охотно оказывая свое покровительство
прелатам-миссионерам, он и не думал поддерживать их силой оружия. Когда
они прибыли в Тулузу, то еретики толпой окружили их, встретили их свистом
и ругали их лицемерами и вероотступниками. Генрих Клервосский утешает
себя тем, что, если бы он и его спутники прибыли в Тулузу года на три
позднее, не нашли бы там ни одного католика, который вышел бы к ним навстречу.
Были составлены и розданы миссионерам длинные списки еретиков; во главе
стоял Петр Моран, очень богатый и влиятельный старик, пользовавшийся таким
огромным уважением среди еретиков, что народ называл его Иоанном Евангелистом;
ввиду этого его наметили первой жертвой преследования. Долго тянулось
дело, пока удалось уличить его в ереси; но тогда, чтобы спасти свое состояние
от конфискации, он отрекся от ереси и согласился перенести тяжелое и унизительное
наказание: раздетого до пояса и жестоко бичуемого с двух сторон - епископом
Тулузским и аббатом из С.-Сернена - его провели на глазах несметной толпы
к алтарю собора св. Стефана, где ему объявили, что он должен предпринять
на три года путешествие в Святую Землю, а до отъезда ежедневно подвергаться
публичному бичеванию на улицах Тулузы; кроме того, ему приказали вернуть
церкви все ее занятые им земли и отдать ей все нажитые процентами деньги
и, наконец, обязали уплатить графу Тулузскому пятьсот фунтов серебра как
выкуп за оставленные ему земли.
Эти энергичные меры произвели на всех большое впечатление, и множество
катаров согласилось вернуться в лоно церкви; но что обращения эти были
весьма неискренни, видно из того, что Моран, по возвращении из Палестины,
был три раза избираем в синдики, и семья его оставалась непримиримым врагом
католицизма; в 1234 году один старик, по имени Моран, был осужден как
Совершенный, а в 1235 году другой Моран, бывший синдиком, был отлучен
от церкви за то, что был против введения инквизиции. Огромный штраф, наложенный
на первого Морана, сделал свое дело, возбудив в графе религиозное рвение;
но и этого было мало, чтобы заставить его сделать невозможное. Когда легат
решил уничтожить двух ересиархов - Раймунда де Бэмиака и Бернара Раймунда,
катарских епископов Валь-д'Арана и Тулузы, то он был вынужден дать им
охранные листы, чтобы они согласились явиться к нему, и ограничился лишь
отлучением их от церкви. Немного позднее, во время следствия против могущественного
Рожера Тренкавеля, виконта Безье, посадившего в тюрьму епископа города
Альби, легат не мог получить полного удовлетворения; правда, он отлучил
Рожера от церкви, но епископ остался в тюрьме. Торжественно обставленное
посольство вернулось во Францию, не сделав, по свидетельству хроник, ничего
положительного; правда, оно добилось, что Раймунд Тулузский и его дворяне
издали указ об изгнании еретиков, но указ этот остался мертвой буквой.
В сентябре того же 1178 года Александр III созвал третий Латеранский собор;
в приглашении упоминалось о плевелах, которые заглушают пшеницу и должны
быть вырваны с корнем. Собор собрался в 1179 году и отметил, что патарены
открыто совращают верных по всей Гаскони, Альбигойе и графству Тулузскому;
он призывал светскую власть силой заставить их отказаться от своих заблуждений
и, как всегда, предавал анафеме еретиков и всех тех, кто давал им пристанище
и оказывал покровительство; к еретикам были отнесены котерцы, брабансонцы,
арагонцы, наварцы, а также баски и тривердинцы, к которым мы вернемся
ниже. Прощение всех грехов на два года было обещано всем, кто поднимет
оружие на защиту святого дела; церковь брала их под свое покровительство
и обещала вечное спасение всем, кто падет в борьбе за ее интересы; понятно,
подобные обещания привлекли под знамена церковной рати массу воинов, на
душе которых лежали всевозможные преступления и которые не требовали от
церкви за свою службу ни копейки жалованья.
1 2
3 4
5 6 7
|
