пгении дуэдистов и самоубийц, т. е. тех лиц, которыя по действующим постанов-лениям (сн. ниже, о погреб.) лишаются христианскаго погребения (см. Рук. д. с. п. 1862, 13; 1888, 7; Напом. священ., 2 ч., 227 стр.). „Думается, однако, что такое решение—узкое". Потеря права на разрешение должна простираться здесь на всех указанных выше лиц (т. е. лишившихся языка и сознания при совершении преступнаго деяпия, как то: разбоя, воровства и проч.), „как ставших безпамятными и близкими к смерти в силу ак тив наг о участия их в преступном деянии, как одном из смертных грехов; докоде подобное лице не придет в сознание и не изявит раскаяния,—оно должно мыслиться священником, как состоящее под этим грехом и не раскаявшееся в этом, а потому теряющее право на разрешение своих грехов" (Тайная исповедь, проф. А. И. Алмазова, 2 т., 447—448 стр.).—Таким образом, по вышеприведенному мнению, даже и в тех случаях, когда больной находится в безсознательном состоя ли, или при последнем издыхании, если только это состояние не является следствием такого преступнаго деяния больпого, которое относится к смертным грехам,—можно допускать так называемую глухую исповедь, т. е. прочитывать над больным одну разрешитедьную молитву и затем предавать его воле и суду Божию; впрочем, при этом указывается, что если бы разрешенный таким образом пришел в сознание иосле этого, то к нему должен быть снова приглашен духовник по обычаю. Но нужно заметить, что не все (см. брош. прот. I. Полисадова: «Глухая исповедь. Пастырское паставление в обличение тех, кои откладывают напутствие болящих до последних минут их жизни») нризнают возможным допускать подобный способ исповеди, руководясь тем соображением, что для принятия благодати, преподаваемой в св. та-ииствах, необходимо, чтобы человек находился в сознании и желал совершения над ним тайны (Ц. В. 1875, 30; 1893, 38; 1896, 40). Необходимость для принятия благодати таинства указаннаго усдовия—очевидна сама по себе. Однако нельзя упускать иэ виду и то, что не всегда тот, который по внешним признакам кажется находящимся в безсознательном состоянии, действительно не владеет сознанием. „Кто знает",—как говорит Преосвященный Илатон, Архиепископ Костромский,—что „все движения, вздохи, стоны" кажущагося в безсознательном состоянии не суть „знаки, которыми он сви-детельствует свде раскаяние? Бывали больные, которые казались лишенными всякаго сознания, но слышали все, что им говорили, не имея сил обнаружить своих чувств никакими знаками". „Врачи утверждают, что человек может жить и следовательно иметь сознание в течение многих часов, не показывая никакого признака жизни" (Напомип. священ., 226, 227 стр.); в последнее же время некоторыми доказывается, что действительной смерти всегда предшествует мнимая, большая или меньшая продолжи тельность которой зависит от характера болезни и особенностей организма умирающаго, откуда делается тот вывод, что умирающих можно безбоязненно даже и причащать до последней мнпуты (подр. см. Ц. Вед. 1906, 37, 2586 стр.). Таким образом вопрос 0 глухой исповеди не имеет однообразнаго решения, в виду чего, по мнению «Цер. Вестника», совершать или не совершать этот акт милосердия, если не по отношению к болящему, то по отношению к его ближним, зависит всецело от усмотрения иерея (Ц. В. 1903, 28). Признавая в больном наличность созпания и при отсутствии свиде-тельствующих о пем внешпих признаков, некоторые пастыри и дают разрешение от грехов такому больному. Во всяком случае пастырю не должно спешить уходом от больного, чтобы, в случае, когда он придет в сознание, можно было удостоить его последняго напутствия. Необходимо пастырю также испытать все средства к откры-тию каких-либо признаков сознания в больном. Между прочим, иногда таким признаком- может служить движение век больного. Так, один священник, позван ный напутствовать больного, сначала было признал его находящимся в безсознатель ном состоянии, но затем предложил больному в доказательство, что последний вла-деет сознанием, сделать два раза движение веками; больной исполнил это. Убедившись из этого, что больной может исповедаться, пастырь приступил к исповеди, при чем предложил больному, чтобы он на вопросы о тех грехах, в которых грешен, делал движение веками, а в которых грехах не грешен,—оставлял веки в спо-койном состоянии. Таким способом больной и исповедался. По своем выздоровлении, больной горячо благодарил пастыря, сообщив, что он все отлично сознавал и был в отчаяяии, что не мог говорить, a затем крайне обрадовался, когда пастырь нашел способ исповеди его (см. Вопросы на испов. взрослых, священ, о. Г. Дьяченко, 143 стр., 1 прим.). Но иногда все усилия пастыря отыскать признаки сознания в больном могут остаться безуспешными. В таких случаях признается особенно благоприличным со-вершение молебнаго пения (см. на 1146 стр. 2 прим.). 5) При совершении богослужебных действий при постели болящаго требуется соблю дете неноторых особых условий. Когда священник является в дом, где есть боля-щий, для преподания больному тайны покаяния и причащения, для совершения над ним таинства елеосвящения, или для отправления молебнаго пения, в дице его как бы сама Церковь выходит из своего святилища и предстает больному, не могущему по своему положению явиться в храм для принятия хранимых и раздаваемых в нем даров благодати Божией. Дом христианина в этом случае как бы претворяется в малую церковь. Потому при совершении указанных священнодействий в доме болящаго должны быть соблюдаемы такая же тишина и такое же благоговение, какия соблюдаются верующими в храме при отправлении богослужения. Показывая всем пример подо- ИСПОВ?ДЬ И ПРИЧАЩЕНІЕ БОЛЬНЫХЪ. 1153 73